Место под солнцем - Страница 2

– Ваша текила! – перед нами появились три рюмки с синтетическим спиртным. Почему синтетическим? Вы знаете, сколько сейчас стоит бутылка самой простой текилы, сделанной из натурального, органического сырья? Такое не все себе могут позволить даже на Новый год. Нет, Марика может даже принять ванну из настоящей текилы, но она не станет изображать из себя мецената, она слишком уважает нас. Тем более после пятой стопки вкус синтетики и органики все равно не различим.

– За тебя, Мар! – гаркнул я.

– Всегда за тебя! – привычно поддержал меня Женька.

Мы стукнули рюмкой о рюмку, переместили содержимое в рты, переглянулись, подмигнули друг другу и перешли к еще одной традиции – запели.

Песню эту откопал Женька на каких-то немыслимых древних сайтах в Сети, но она идеально подходила для нашего праздника. Речь в ней, правда, шла больше о несчастной любви, как это и водится, а потому она, конечно, Жеке была ближе, но я всегда был готов поддержать друга во всем и потому усердно выводил: «И снова третье се-э-энтября, и это все лишь для тебя-а-а».

Голосили мы, как заведено, каждый по-своему – я дурашливо, а Женька – с невероятно серьезным выражением лица. Он вообще ко всему, что связано с Марикой, относился очень и очень серьезно, поскольку любил ее с того дня, когда впервые увидел. Он был ее тенью все годы учебы и, уверен, не терял из виду ни на день и после окончания академии. Не удивлюсь, что и в полицию он пошел только за тем, чтобы иметь доступ к средствам слежения и контроля за населением, точнее – за одним конкретным человеком.

Но в этом не было ничего маниакального или нездорового. Он просто ее любил, вот и все. Это знал он, она, я – да все. И никто над ним не смеялся. Но ничего и не происходило – она не любила его. Совсем. Разве только как друга, но не более того. Это тоже знали все. Не уверен, что Марика вообще к кому-то испытывала нежные чувства, поскольку ей выдали при рождении красивую внешность, немалые таланты и доброту, но не снабдили чем-то таким, что заставляет сердце биться сильнее обычного. Так бывает.

Мы допели песню, причем на ее последних словах я обратил внимание на то, как забавно мы смотримся в зеркальном отражении, – за спинами барменов, за полками со спиртным, все было декорировано зеркалами. В них отражались и танцующие люди, и спина Почтальона, и мы трое – здоровяк Жека, раскрасневшаяся Марика и, собственно, я – Станислав Воробьев, типичный московский обыватель со всеми стандартными для моего класса признаками – намечающимся брюшком, первыми залысинами, псевдоитальянским костюмом и очками в оправе из липового золота. Все мы – те, кого иногда называют «средним классом», чем-то похожи, как дети из инкубатора. То ли чертами лиц, то ли одеждой, которая больше напоминает униформу, а может, отсутствием блеска в глазах, который есть у тех, кто обладает целью в жизни. Настоящей целью. У нас ее больше нет. Она ушла с юношескими надеждами, встречами рассвета и жаждой все изменить.

«Черт, все-таки они что-то мешают в эту синтетическую текилу, иначе откуда такие мысли в голову лезут», – подумал я и, прищурившись, глянул на бутылку, которую бармен поставил на стойку. Этикетка была не видна, так что понять, что именно мы пили, не удалось. Взгляд зацепился за экран плазмы, работавшей в фоновом режиме и показывавшей очередной Si-Fi-сериал, что-то про подземелья, по крайней мере телегерой шнырял именно по ним.

Собственно, в этот момент меня и накрыло. Наверное, это не самый лучший термин для происходящего, но другого не подберешь.

Нечто темное и багровое ударило по глазам. Тьма окутала мир, а затем я на секунду увидел яркий крест, как будто молнии прочертили небосвод. Крест вспыхнул и погас, как изображение на экране телевизора.

Снова молнии. Много, они несутся мне навстречу, а я как будто лечу, лечу…

К изображению добавляется звук, и это – звук битого стекла. Какого черта?

Яркий свет в конце тоннеля, я понимаю, что мне навстречу летит монопоезд, и инстинктивно закрываюсь руками, давая себе зарок больше никогда не пить синтетического спиртного. Или даже вовсе больше никогда не пить.

Еще одна вспышка, и я перестаю вообще что-либо ощущать. Меня нет.

Тишина – вот что поразило меня после прихода в себя. Тишина – это то, что почти недоступно жителям земных городов последние лет триста. Гул машин, самолетов, постоянно доносящаяся откуда-то музыка стали привычной какофонией для наших ушей, от которой не спасали ни пластиковые окна, ни специальные гермозатворы. Впрочем, всерьез страдали только те, кто приехал в большие города недавно, для коренных горожан это было не более чем фоном, их слух сам отбрасывал в сторону ненужные звуки, как шелуху от семечек.

А здесь такого не было. Нет, какие-то звуки были, но непривычные. Шелест листвы и что-то еще, вроде как ветер деревья с небольшим скрипом шатает. А где все остальное? И почему мне так неудобно лежать? Дискомфорт, я бы сказал.

Я открыл глаза и удивленно моргнул. Земля. Я лежу на земле. Нет, понятно, что не на Марсе, но какого черта я тут делаю? И где это «тут»?

Так. Все сначала. Я выпивал в баре, смотрел на себя самого в зеркало, а потом… Потом… Потом я валяюсь на земле. Ерунда выходит.

А неудобство, похоже, вызвано двумя причинами: во-первых, я лежу на каких-то сучках, которые впиваются в тело, а во-вторых, судя по ощущениям, я голый. Голый?

Я, охнув, поднялся на ноги и глянул вниз. Ну да, голый. Грудь… Живот… хм… Агрегат, ступни – все это не прикрыто ничем. Черт, да что же происходит, а?