По дороге Настя то и дело нагибалась за пуговицами и явно была не прочь собрать их все, но я ее подгонял. У нас догорала последняя ветка, а шариться в такой темноте было делом неблагоразумным.
Потом мы еще минут десять сидели на краю воронки, свесив ноги и наслаждаясь звуками дня, светом и теплом.
– Жуткое местечко, – наконец сказал Павлик. – Вот если сейчас оценивать, когда мы уже вылезли.
– Зато прибыльное. – Я рассматривал пистолет. Ни точки ржавчины не видно, визуально полностью работоспособен, но это я точно скажу, когда его разберу. Ну, с ржой все понятно – никелированная машинка, она тут еще тысячу лет могла пролежать. Но все равно, пока не разберу его и не посмотрю на пружину, никаких испытаний, как бы ни подмывало это сделать. – Настюх, заголись-ка.
– Ничего себе заявочки! – моментально покраснела та. – А чего еще сделать?
– Тьфу ты, – махнул я рукой. – Да мне не прелести твои нужны. Покажи-ка мне, что там за стяг такой. Что на нем написано?
– А, – поняла Настя, развязала какой-то узелок под мышкой и растопырила руки, закрыв себя, зато явив нам багровое полотнище, на котором было вышито встающее (а может, и садящееся) солнце, солдат, держащий за руку ребенка, а также надпись на русском языке, но готическими буквами: «Доблесть и верность».
– Красиво, – признал я. – Видно, хорошие люди были.
– Солдат ребенка не обидит, – подтвердил Павлик и выразительно глянул сначала на меня, а потом на штаны, которые Настя вместе с курткой и ремнем положила на землю.
– Твоя правда, – признал я. – Забирай, девчуля, и обувь, не дело тебе босиком бегать. Они тебе великоваты будут, конечно, но не беда – травы в них напихаешь.
Портки я забрал себе, Павлику же, который жалобно сморщил лицо, назидательно сказал:
– Ты нож нашел, себе его оставил. Я все остальное нашел, имею право выбрать себе лучшее.
– Правильно, – поддержала меня Настя. – И потом – если что, именно Свату переговоры с другими, сюда попавшими, вести. А в штанах он представительней смотрится.
– А нам с Трифоном так и ходить, бубенчиками звенеть? – злобы в его голосе не было совершенно, слышалась только печаль ребенка, который ждал на день рождения велосипед, а получил набор «Юный химик».
– Павлик, ну конечно же нет, – поспешила его успокоить Настя, которая уже снова замоталась в флаг и сейчас рассматривала ботинки. – Я куртку на две части разрежу, аккуратненько, ты не волнуйся. Тебе отдадим ту часть, что с рукавами, ты их на поясе завяжешь, и все. Ну да, поддувать будет, но так лучше, чем никак.
– А вторую часть Трифон как носить будет? – мне стало даже интересно, что она придумает.
– А я ее на проволоку наживлю, – пояснила Настя и постучала одним ботинком о другой. Звук вышел глухой, прямо деревянный какой-то. – Совсем они залубенели, собью я в них ноги в кровь. Нет уж, лучше босиком ходить буду, чем в такой обуви.
– Логично, – согласился с ней я, защелкивая пряжку ремня. На ней, к слову, была та же эмблема, что и на флаге, – солдат и ребенок. – Так что ты там про проволоку говорила?
– Я там, внизу, в одной из комнат, медные провода заметила, они оборванные на полу лежали, вот и скрутила их, пока вы все осматривали. – Настя залезла в тубус и достала оттуда пару небольших клубков, блеснувших медью.
– Ты ее на всякую ерунду, вроде этих двух охламонов, не переводи, – попросил я. – Вещь хорошая, пригодится.
Павлик засопел.
– Успокойся, твоя куртка будет, – махнул я рукой раздраженно. – А Трише вон плед отдадим. Все?
– Все, – повеселел Павлик. Ну да, куртка явно лучше пледа.
Но Настя молодец какой, а? Заметила, подобрала и даже смотала.
Нет, и это место запомнить надо. Сдается мне, если туда, вниз, спуститься с факелами, да не втроем, там найдется, чем еще поживиться. По идее, там и оружейка должна быть. Ну да ее, скорее всего, разграбили, но вдруг нет? Кто знает? А еще там наверняка должна быть посуда. Штабные всегда были мастера пожрать, и где-то там, в помещениях, должны найтись тарелки и кружки. Уверен, что их, как и в нашем мире, делали или из нержавейки, или из алюминия. Потом – бинокли, аптечка, да мало ли чего еще.
Но не сейчас, сейчас надо идти вперед, надо искать место, где собираются те, кто тоже попал сюда, а такое место непременно должно быть. Всегда есть некая точка, где сходятся все пути, и нам надо ее найти, чтобы быть там если не первыми, то хотя бы не последними. И так мы свои дела подправили – пришли к этой яме голыми и босыми, а покидаем ее частично одетыми, но главное – с самым лучшим аргументом, который только может быть в любом споре. С оружием. Можно даже напиться водички напоследок.
Я засунул пистолет за ремень, снова спрыгнул в яму и подошел к луже, которая плескалась на ее дне. Зачерпнул в ладонь воды и понюхал ее. Гнилью не пахнет, вроде прозрачная.
– Я это пить не буду, – догадался о моих планах Павлик. – Еще заразу какую подхватим!
– Откуда здесь зараза-то? – возразил я ему. – Экологически чистый виртуальный мир.
Но воду выплеснул обратно. Ну да, мир виртуальный, но кто его знает… В нашем старом мире в такой ситуации я бы напился, черт с ним, а здесь… Может, Павлик и прав.
– Ладно, – я выбрался из ямы наверх и взял с травы портфель, – убедил. Все, туши костер и пошли к Трифону, пока он там все плоды не стрескал. И еще, я так и не понял, ты в раскопе своем нашел что-нибудь интересное?
– Не-а. – Павлик отнял у Настеньки тубус, чем заработал в моих глазах одно очко. Впрочем, сразу его и потерял – он отдал ей его обратно, отвинтив крышку: видно, в нее он собирался набирать воду для тушения костра. Не джентльмен, чего уж. – Непонятные железки, пара костей… Мусор, одним словом.